Всемирный следопыт, 1930 № 02 - Страница 3

По вечерам в лагере горел большой костер. Если не шумела осока, Максим слышал смех, крики и один раз ему показалось, что там поют. В темноте украдкой рыбак подходил к лагерю и смотрел. Он видел веселые смеющиеся лица. Люди ходили из палатки в палатку, окликали друг друга, во многих палатках горели свечи, и большие тени ползали по освещенным изнутри стенкам.

Был день, когда над каждой палаткой повесили маленький красный флажок, а вечером все население лагеря собралось вокруг того самого человека, который тонул в болоте. Человек что-то рассказывал, все смотрели на него так, точно глазами старались поймать его слова. Еще позднее в лагере поднялся необыкновенный шум. Люди кричали, пели, бегали, прыгали друг через друга и бросали в небо цветные горящие звезды. Максим не знал, что и подумать…

Когда начинали одолевать комары, он уходил к себе в избу и затыкал тряпкой дыру, служившую окном. Девочка в это время уже спала. Но пока он стаскивал сапоги, она всегда просыпалась и спрашивала:

— Тятька, ты зачем маманьку сжег?

И, не дождавшись ответа, продолжала:

— Я тебя тоже сожгу.

Когда она снова засыпала, Максим на цыпочках обходил избу и прятал к себе под подушку спички, если они ему попадались. Его дочь сошла с ума год назад, после пожара, уничтожившего прежнюю заимку. Тогда в огне погибла жена Максима, пытаясь спасти остаток своего «приданного» — пуховую подушку.

* * *

На третий день Максим был напуган сильным грохотом, вдруг раскатившимся по степи. Грохот шел со стороны сопок. Из-за них поднимался высокий столб пыли. В этот день люди больше не ездили по сопкам. Максим не мог дольше сдерживать своего любопытства. Он взял пару удочек и уехал в озеро. Через два часа у него в лодке лежали шесть небольших сазанов. Решив, что этого хватит, он вернулся, взвалил рыбу на спину и смело зашагал в лагерь.

Его встретил у палаток человек в белой шляпе. Он приветливо пошел навстречу Максиму:

— Здравствуйте!

Максим остановился в нескольких шагах и молчал, нахмурившись.

— Вы живете на озере? — спросил инженер.

И, подождав немного, продолжал:

— Нам нужна лодка. Мы как-нибудь возьмем ее у вас. Ведь вы рыбак?

Максим протянул рыбу:

— Купите!

Карасев не стал торговаться. Осмелев, Максим спросил, кивнув головой в степь:

— Что там гремит?

— Это мы рвем сопку, — спокойно объяснил инженер. — Достаем камень, чтобы строить здесь дом. Хотите посмотреть?

Вместо ответа Максим молча повернулся и пошел прочь. Но через несколько шагов остановился и через плечо неожиданно спросил:

— Вам… спирт нужен?

— Спи-ирт? — уставился на него инженер. — Это что же, из Китая?

Максим быстро пошел к заимке. Карасев посмотрел ему вслед и подумал: «У нас будет враг. В такой пустыне это неприятно».

V. Степь живет.

Работы шли полным ходом. Лагерь напоминал улей. Только что пришел из города первый караван со строительными материалами, и они грудами лежали вокруг палаток, прикрытые брезентом. Подрывники работали не покладая рук. Все новые и новые скважины вонзались в скалистое тело сопки. Когда динамитный патрон бывал заложен, десятник вскидывал голову и кричал:

— Берегись!

И три десятка людей, копавшихся у подножья сопки, кидались в сторону, прячась за камнями, земляными насыпями и в специальных рвах. Десятник взбегал на соседнюю сопку и командовал оттуда с таким видом, словно в его подчинении была целая батарея:

— Огонь!

Ахающий взрыв потрясал степь, фонтаны камней и пыли взлетали на десятки метров, падая обратно чудовищным градом. Грузно шлепались на землю крупные осколки, и кусок скалы в пару тонн весом медленно и неуклонно полз вниз по склону холма, а навстречу уже бежали каменотесы с кувалдами и кирками.

Сопка состояла из диорита — прекрасного строительного камня. Уже отесанные и оточенные глыбы его были сложены у подошвы сопки. Диорит предназначался для постройки первой насосной станции. Место для нее необходимо было выбрать возможно тщательней: на твердом грунте, который выдержал бы тяжесть громоздкой установки. Карасев долго осматривал побережье озера, закладывал в нескольких местах неглубокие шурфы, пока наконец не остановил выбора на гладкой площадке, поросшей кустиками высокой колкой голубоватой травы.

Там заложили станцию. Ее строили быстро и оживленно. На четверных носилках рабочие подносили поблескивавшие на солнце мелкими цветными кристалликами камни, укладчики подхватывали их и с дружным уханьем опускали на другие, раньше уложенные каменные плиты. Из-под камней выдавливалась серая кашица цемента и стекала вниз вялыми. скоро застывающими змейками.

Сначала был большой каменный четырехугольник, врезанный в землю. Он рос кверху уступами, как будто сам строил для себя лестницу с широкими ступенями и по ней карабкался все выше и выше. Некоторое время будущая станция казалась древней полуразрушенной крепостью с глубокими бойницами; она угрожающе смотрела на озеро. Но так было лишь один день. Стены поднимались выше, грозные бойницы превращались в самые обычные мирные окна, и скоро в них были вделаны желтые рамы.

Потом здание обросло грубым кружевом лесов, и к обычным шумам работ — стуку молотков, предостерегающим крикам, шлепкам жидкого цемента, брошенного с железной лопаточки в щель между камнями, — присоединился скрип досок, по которым проходили рабочие с тяжелыми носилками.

Три пары мохноногих битюгов, огромных и горячих, словно только накануне прирученных, привезли на необыкновенной телеге котел, весивший две с половиной тонны. Северный ветер рвал на людях потные рубашки, большой змеей шипел и извивался в осоке, сквозняком проносился по степным падям и накидывался на солнце, как будто стараясь сбросить его на землю. Оно дрожало на небе, испуганное и пыльное. А люди муравьями копошились вокруг котла, залезали в него, подсовывали под него жерди и канаты, вонзались в его прыщавое чугунное тело крючьями и баграми, застыв и изогнувшись в натуге, пели то громко и весело, то тихо и сосредоточенно.