Всемирный следопыт, 1930 № 02 - Страница 9

Подобные случаи производили на Фу-Хэ большое впечатление. Он растерянно качал головой и говорил:

— Все глотай… Его шибко большой живот. Фу-Хэ скоро проглоти есть…

Шаг за шагом Карасев побеждал мерзлоту. Он составил карту ее распространения в районе работ. Это была замечательная карта, вся в ярких цветных пятнах, рассеченная на куски тонкими, черными линиями. Из-под пятен и линий еле виднелись контуры берегов и сопок. Карта говорила, что в районе нет сплошной мерзлоты, а есть лишь отдельные пятна ее. Инженер предполагал, что около избы Максима находится центр самого большого «мерзлого пятна». Так выходило по наблюдениям. И это было очень удачно. Если все соображения Карасева были правильны, можно было быть спокойным за насосную станцию. Она оказывалась на выпуклости мерзлоты, следовательно на самом устойчивом ее месте. Но всему этому нужны были подтверждения. Карасев знал, что они придут, когда настанут морозы и оттаявшая мерзлота начнет снова восстанавливаться.

И когда в августе случился первый утренник, инженер не мог больше терпеть. В то время, когда все с наслаждением укутывались поплотней в теплые одеяла, он поспешно оделся и почти бегом направился к избе Максима.

Солнце еще не всходило: оно пряталось где-то за сопками. Степь была совсем белая. Можно было подумать, что выпал снег. Но это был иней. Он покрыл пушистыми кристалликами каждую травинку, каждый стебелек. Прозрачным, звонким ледком затянулись лужицы. Небо было бело и прозрачно.

У избы Максима все было попрежнему. Разве только еще больше потрескалась и пообсыпалась земляная крыша, да замерзла вода в старом ведре, стоявшем у двери. Карасев долго ходил вокруг хижины, соображал что-то, смотрел на нее издали и щурился.

— Ну, конечно, иначе и не могло быть, — утешал он себя, возвращаясь в лагерь. — Еще только первый мороз и такой слабый.

Днем иней растаял. Дольше всего он продержался около палаток, в тени. Словно перед каждой палаткой был разостлан белый ковер. Но к десяти часам солнце сорвало эти ковры. Степь снова стала зеленой. Днем было совсем жарко.

В этот день в насосной станции устанавливали только что привезенный маленький нефтяной мотор. Карасев был здесь же. Как всегда он не расставался с блокнотом и карандашом. Во время работы он постоянно замечал что-нибудь новое, полезное, что могло пригодиться позже. Все это он записывал. Иногда нужно было срочно повторить вычисления, иногда — нарисовать деталь машины, чтобы тут же растолковать ее устройство и назначение рабочим.

Лапы штатива, на котором устанавливался мотор, плохо входили в гнезда, вырезанные для них в бетонном полу. В суматохе кто-то толкнул Карасева, и он уронил карандаш. Сразу он не нагнулся за ним. Только, когда мотор был благополучно установлен, Карасев посмотрел себе под ноги. Карандаша там не было. Оглядевшись, инженер заметил, что карандаш закатился в угол здания. Вряд ли кто-нибудь придал бы этому большое значение. Но Карасев казался совершенно потрясенным. Он побледнел и растерянно посмотрел на рабочих.

Лодка сорвалась с вершины водного холма и ринулась на песок.

— Карандаш сам туда закатился? — с трудом выговорил он.

Никто не видел. Некоторые в недоумении пожали плечами.

— Принесите ватерпас! — приказал Карасев.

И в течение получаса инженер, под удивленными взглядами рабочих, ползал на четвереньках по полу с ватерпасом в руках и измерял этот пол во всех направлениях. Потом он прощупал инструментом кладку под котлом. Он встал с полу успокоенный и тщательно отряхнул колени. И пол и кладка были абсолютно горизонтальны. Карандаш не сам закатился в угол: кто-нибудь отбросил его туда ногой. Опасения инженера, что коварная земля начала проглатывать и его станцию, оказались напрасными.

Карасев уходил со станции со смеющимися глазами. Но он прятал за спиной руки, дрожь которых до сих пор никак не могла уняться.

XI. Новые проделки земли.

Морозные ночи приходили все чаще. Все дольше удерживался в тени у палаток иней, лужи на берегу озера замерзли так крепко, что не оттаивали и днем. Пошел было снег, мелкий и твердый, как крупа, но он таял, не успев коснуться земли. По утрам земля была твердой, как дерево. Рабочие, выходя из палаток, отплясывали чечотку, и земля стучала под проворными каблуками, как пол.

Карасев все чаще наведывался к избе Максима. Раз утром он вернулся из своего обхода оживленный и сияющий. Он собрал рабочих и, загадочно улыбаясь, повел их к заимке рыбака. Среди рабочих был и Максим. Придя к избушке, Карасев отошел в сторону и предложил самим рабочим посмотреть, не произошло ли здесь чего-нибудь необыкновенного.

Рабочие долго ходили вокруг полуразвалившейся хижины, заглядывали внутрь, блуждали по осоке, разбивали зачем-то лед на лужах. Необыкновенное нашел Максим. Он не двигался с места и хмуро смотрел то на свое прежнее жилье, то в землю. Наконец он повернулся к Карасеву и буркнул:

— Земля прет…

Рабочие дружно расхохотались.

Но Максим молча показал на нижние бревна избы. Карасев с улыбкой кивнул ему. Рабочие еще походили вокруг, с недоумением рассматривая избу. Вдруг кто-то воскликнул:

— Товарищи! Да ведь дом-то на бугре стоит! — и присел на корточки, чтобы лучше видеть, что дом стоит на бугре.

— Однако, на бугре… — нерешительно согласился с ним другой.

И все увидели: земля, которая была здесь прежде совершенно плоской, вздулась под избой чуть заметной, округлой опухолью не больше десяти метров в поперечнике. Изба приходилась как раз посередине.